перевоплощение Мозга. Ромеро доказывает, что здесь проявилась моя любовь к гротеску. «Величественный страдалец, могуществом равный Богу, вдруг превратился в нечто ординарное, летающе-пресмыкающееся», – пишет он. Я протестую против такого толкования!

Мозг был величествен и совершенен для нас, ибо масштаб его функций превосходил самые смелые наши мечты о том, на что мы способны. Но ему казались совершенством мы, потому что телесные наши возможности были для него недостижимы, а недостижимое всегда величественнее. Я не уверен, что звезда больше соответствует идеалу, чем крохотный муравей. На свой лад Бродяга был так же совершенен, как Мозг, скручивающий пространство и управляющий мирами. Он везде был на своем месте!

И еще одно, перед тем как я расстанусь с Третьей планетой.

Тело Астра перенесли на «Волопас». Здесь он лежал в прозрачном саркофаге, а неподалеку – та сумка, в которой он нес склянки с жезнетворными бактериями. Колбы лабораторий «Волопаса» опустели, их содержимое Мери вылила на планету. Недавно я слышал, что на золоте и свинце пробился мох. Лучшего памятника Астру, чем эта вызванная им эпидемия жизни, и пожелать нельзя.

Сам я ни разу не входил в помещение с саркофагом – Астр всегда со мной…

4

Интересующихся подробностями полета к галактам я опять отсылаю к отчету Ромеро.

Там детально описано, как больше двух месяцев мы мчались на «Волопасе» в сверхсветовом пространстве к звезде Пламенной (вокруг нее вращались почти полтора десятка населенных планет), – и как мы боялись, что нас перехватят крейсеры разрушителей, и как недалеко от Пламенной нас встретил звездолет галактов и приказал выброситься в Эйнштейново пространство – у галактов, как и у людей, сверхсветовые скорости в окрестностях планет запрещены. И как потом командир их корабля предложил мне перейти к нему на борт, а «Волопасу» – лететь в кильватере.

С этого события я и начну свой рассказ.

В планетолет сели четверо: Ромеро, Мери, Лусин и я. Орлана и Гига мы с собой не взяли – и они, кажется, обрадовались.

Осиме предосторожности галактов казались подозрительными.

– Если будет плохо, сообщить об этом вы не сможете, – вам позволят информировать нас только о хорошем. Итак, в день, когда я не услышу голоса адмирала, сообщающего, что вам хорошо, буду знать, что вам плохо.

– И тогда вы, храбрый Осима, атакуете галактов и уничтожите их вместе с нами, – так я вас понял? – спросил Ромеро, усмехаясь.

– Буду действовать по обстоятельствам, – коротко ответил Осима.

На экране планетолета вырастал зеленый шар, похожий на крейсеры разрушителей, только меньше. Мы падали на звездолет, как на планету, но причалить не успели – в звездолете открылся туннель, и нас плавно втянуло внутрь. Способ причаливания немногим отличался от нашего, и мы ожидали, что вскоре окажемся на площади, где швартуются легкие космические корабли. Вместо этого мы очутились в темноте. Во всех помещениях планетолета вдруг погас свет.

Незнакомый человеческий голос отчетливо проговорил:

– Не тревожьтесь. У вас обнаружено три процента искусственности. Когда мы выясним ее характер, вас выпустят.

Я услышал, как Ромеро стукнул тростью о пол.

– Проще было бы спросить об этом нас самих. У меня, например, кроме восьми зубов, двух сочленений и трех синтетических сухожилий, нет ничего искусственного.

– У меня легкие – синтетика, – уныло пробормотал Лусин. – Упал с пегаса. В Гималаях. Старые легкие поморозились.

– На Земле тоже проверяют астронавигаторов, прибывающих издалека, – продолжал рассуждать Ромеро. – Но там защищаются от болезнетворных бактерий, а не от искусственности.

– Искусственность опасней бактерий, – прозвучал тот же голос: нас, очевидно, слышали. – Но ваша неопасна. Можете выходить, друзья.

Вспыхнул свет, но не от генераторов, а наружный – в иллюминаторы лилось широкое, радостное сияние.

За прозрачной их броней простиралась зеленая равнина: луга, перелески, невысокие холмы, ручьи и реки, бегущие за горизонт. По берегам и на опушках высились дома – причудливо разнообразные. В воздухе проносились яркие, как цветы, птицы и змееобразные животные, похожие на летающие факелы. И над всем этим вздымалось небо – синее, тонкое и такое светящееся, какого мне еще не доводилось видеть.

– Отлично нарисовано! – сказал Ромеро. – Куда совершенней наших стереоэкранов. Однако я не представляю себе, как шагнуть на эту иллюзорную сцену.

– Выходите же, друзья! – проговорил голос еще приветливей.

Я вышел наружу. Планетолет стоял на лугу. Вокруг столпились галакты, такие же, как те, которых мы видели на картинах альтаирцев и в скульптурах кузнечиков Сигмы – огромные, нарядно одетые, прекрасные, как греческие боги, удивительно похожие на нас и вместе с тем – иные!

Я сразу попал в объятия одного из хозяев. Больше всего в своей жизни я горжусь тем, что был первым человеком, обнявшим галакта!

5

Мы полулежали на лугу у речки – четыре человека и десять галактов в ярких одеждах. Чувствовали мы себя превосходно, но я с опаской подумывал, не посетило ли меня новое сновидение – вроде тех, что я видел в Империи разрушителей.

– Ну, хорошо, гостеприимные и прекраснодушные хозяева, – сказал Ромеро. – Мы попали в царство невероятного, ставшего повседневностью. Если вы хотели нас поразить, вам это удалось. После того как сам я стал частью иллюзорного пейзажа, не удивлюсь, если в следующую минуту закачаюсь на стебле, как вон тот синий цветок. Здесь чудеса обыденны, как ваш превосходный человеческий язык.

Галакты дружно засмеялись.

– Никаких чудес, люди, – возразил один, сообщивший, что на человеческом языке его зовут Тиграном. – Чудо, то есть отклонение от естественных законов природы, мы считаем проступком, хотя каждый из нас способен творить чудеса. Детям мы, конечно, разрешаем это делать, но галактов детского возраста почти нет. А в том, что мы говорим по-человечески, нет ничего удивительного. Разве мы не расшифровали депеш «Пожирателя пространства» и разве вы не разобрали наших ответов?

Ромеро обвел тростью пейзаж.

– Но эта стереокартина!.. Такое совершенство иллюзии!

– Иллюзии нет. Ты находишься в реальном пространстве.

– В реальном? – переспросил Ромеро, хмурясь. – Я не так наивен. Диаметр вашего звездолета максимум километр. А здесь до горизонта не меньше двадцати пяти, да и за горизонтом равнина, очевидно, не обрывается в бездну…

– За горизонтом – леса, потом море (мы еще поплаваем в нем, люди), потом снова лес и река, опять леса…

– И такой простор в десятки, если не сотни километров вы уместили внутрь шара диаметром в километр? Вы хотите, чтобы я поверил, что это не чудо и не иллюзия?

Галакты опять засмеялись – и так радостно, словно наше неверие осчастливило их.

– И все-таки нет ни чуда, ни иллюзии. По мере того как вы погружались внутрь звездолета, специальные устройства вас уменьшали. К сожалению, мы еще не можем сокращать